Эсхил
Орестея. Эвмениды
Хор Эриний, богинь-мстительниц, принимающих, в течение трагедии, новое имя — Эвменид, или "благосклонных".
Пифия, дельфийская пророчица
Аполлон
Гермий
Тень Клитемнестры
Орест
Афина
Судьи афинского Ареопага и народ афинский с хором Провожатых.
В молитвах именую прежде всех богов
Первовещунью Землю. После матери
Фемиду славлю, что на прорицалище
Второй воссела, — помнят были. Третья честь
Юнейшей Титаниде, Фебе. Дочь Земли,
Сестры произволеньем, не насилием
Стяжала Феба царство. Вместе с именем
Престол дан, бабкой внуку в колыбельный дар.
От озера отчизны, от Делийских скал,
10 Cюда причалив, к пристаням Палладиным,
В удел Парнасский держит путь наследник — Феб,
Приводят бога в шествии торжественном
Сыны Гефеста; в зарослях тропы торят, —
Творят гостеприимным нелюдимый дол.
Народ тогдашний этих мест и Дельф, их царь.
Созиждил вещим Зевс-отец сыновний дух:
Вступил четвертым Локсий во святилище,
Пророком Зевса: отчее вещает сын.
20 Cим, прежде прочих, дань молитвословия!
Палладу ныне в слове помяну, чья сень
Пред храмом; Корикийских нимф семью, чей дом
В утесе полом — птице мил, богам приют.
Там Бромий обитает ― не забыла я;
Менад оттуда поднял бог на брань, когда
Пенфея, словно зайца, затравить судил.
Ключи потока Плейста помянув, и мощь
Владыки Посейдона, и тебя, о Зевс,
Вершитель вышний, верх всего, — иду гадать!
30 Благословите вход мой! Вящей силою
Вещунью вдохновите!.. Кто из эллинов
Ждет слов пифийских? Храм отверст. По жребию
Да внидут! Провещаю, что внушит мне бог.
И вымолвить ужасно, зреть ужаснее,
Что гонит жрицу вон из дома божьего!
Хочу крепиться — ноги отымаются;
Простерла руки дряхлые, — бежать нет сил:
Беспомощней младенца в страхе старица.
Вхожу внутрь храма, — все в венках святилище,
40 И вижу человека: там, где Пуп Земли,
Сидит опальный грешник. Богомерзостно
Кровь на пол каплет с рук его, скверня затвор.
В руках меч голый и молебной маслины
Росток высокий, благочестно длинною
Повит волною белой. Ясно все досель.
Вкруг богомольца сонм старух чудовищных,
Воссевшись важно, дремлет на седалищах.
Не старицами в пору, а Горгонами
Их звать; но и Горгоны — не подобье им.
50 На стенописи хищниц раз я видела,
Финея сотрапезниц: вот подобье! Лишь
Без крыльев эти; но, как те, страшны, черны.
Уснули крепко; гнусный издалече храп
Приводит в трепет; с кровью гной сочится с вежд.
Убранство ж их — кощунство пред обличьями
Богов; обидой было б и в людском жилье.
Неведом был мне этаких страшилищ род!
Земля какая нагло похваляется,
60 Cам Локсий остальное да промыслит! Здесь
Домовладыка многомощный — Локсий сам.
Вещун-целитель, темных отвратитель чар,
Он и чужие очаги от скверн блюдет.
Тебе не изменю я; до конца твой страж,
Предстатель и заступник, — приближаюсь ли,
Стою ль поодаль, — грозен я врагам твоим.
И ныне видишь бешеных на привязи:
Сон обнял дев, которых все чураются,
Чад седовласых, с них же дани девственной
70 Ни бог не взял, ни смертный, ни дубравный зверь.
На горе, дети Ночи, родились они,
И дом их в преисподней — Тартар горестный.
Их люди ненавидят; ненавидят их
Жильцы Олимпа. Ты ж беги — без устали,
Без отдыха! Добычу до краев земли
Гнать будет гончих свора, по сухим тропам
И влажным, — и в заморских встретит пристанях.
Не падай духом, мужествуй в труде страстном!
В Палладии кремля спасайся и, пришед, воссядь,
80 На древний идол Девы опершись. Мы там
Судей обрящем, и вину смягчающих
Речей витийство, и пути — навек тебя
От сих мытарств избавить. Ибо помню: сам
На матереубийство я подвиг тебя.
Мои ты оправданья, вещий, ведаешь:
Потщись, да правда надо мной исполнится!
Залог спасенья — мощь твоя молящему.
Глагол мой помни; мыслью да не правит страх!
Ты ж бог-вожатый, брат единокровный мой, —
90 Зане мы, Гермий, — Зевсовы, и ты слывешь
Спасителем скитальцев, — упаси его
В путях опасных! Отчий освятил устав
Странноприимство; страннику будь пастырь ты!
Увы, вы спите! Время ль почивать? Меня
Забыли вы меж мертвых, где преследуют,
Стоустой укоризной приумножены,
Укоры мной убитых тень опальную.
Скитаюсь я, от милых отлученная;
Клеймо на мне и кары бремя тяжкое.
100 От кровных, от родимых претерпела зло,
И бога нет, который бы прогневался
За мать, рукой сыновней убиенную.
Взгляни на эти раны оком внутренним!
Во сне все ясно видит, озаряясь, дух,
А днем запретно мысли прозорливой быть…
Не досыта ль, ночные псицы, с блюд моих
Соты медвяной, трезвых струй лизали вы?
Очаг мой помнит черные гостины в час,
Другим богам не милый, но любезный вам.
110 Cоюз нарушен! Попраны заветы! Как?
Едва в тенета загнан, ускользнул олень!
Прыжком проворным вырвался из сети вон,
Над ловчими далече потешается!..
Очнитесь, позаботьтесь о душе моей,
Богини царства темного! Взываю к вам,
Явясь в мечтаньи сонном Клитемнестрою!
Стенайте! Зверь на воле! Не догнать его!
Врагам моим домашним есть пособники.
120 Мм…
Одержит сон вас, жалоба не трогает…
Орест, палач мой, матери палач, бежал!
Ох!
Кряхтишь, но снова сон долит. Воспрянь! Скорей
За дело! Дело ж ведомо: ловить, травить!..
Ох!
Так Труд и Сон, два сильных, заключив союз,
Змеи неутомимой мощь осилили!
130 Лови, лови, лови, лови!.. тут!.. стой!..
Все рыщешь, лаешь, нюхаешь и ловишь дичь,
Заботой дня тревожась в грезе явственной.
Поймала — призрак! Томный плен усилием
Стряхни! Опомнись! Нежась, утеряешь лов.
Проснись — и пусть пронзишься угрызеньями:
Их острие знакомо сердцу мудрому.
Вскочи! В погоню!.. Дхни пожаром внутренним.
Палящей жаждой крови вслед бегущему!.
За травлю! Улюлюкай! Изнури его!
140 Буди, толкай соседку! Я тебя бужу.
Что спишь? Вставай же! Ну, встряхнись! Дрему долой,
Пооглядимся, — что тревога значила?
Горе-беда, увы!
Сестры, беда пришла!..
Немало, обольщаясь, я терпела бед…
Ныне беда пришла,
Горшая прежних бед!
Горе и черный час!
Зверь выскочил из сети, в темный лес ушел!
Осилил вдруг
Ловчих сон:
Лов пропал!
Зевса надменный сын,
Ты воровать горазд
150 Cмял всадник юный старицу копытами!
Как за безбожника,
Мать погубившего,
Ты побораешь, бог?
Как, матереубийство покрываешь, бог?
Кто скажет мне:
Вещий бог"?
Мне снилось: зов я слышу; в нем укор: "ты спишь?"
Словно стрекалом в бок
Коня пырнул,
Гикнув, возница, — так
Мне сердце зов пронзил…
Он врезался
Плетью в мозг, —
160 До костей
Бич язвит…
Захолонула грудь во сне…
Творят самоуправство боги новые.
Правды сильней их власть.
Вот трон его:
Сверху и донизу
Весь кровью залит он!
Вот Пуп Земли, —
В пятнах весь
Черных дел,
В гное скверн!
Сосуд проклятий! Сток зараз!
Ты свой очаг, вещатель, предал сам греху!
170 Cам осквернил его,
Волей своей,
Чиститель!
Смертных заступник, ты.
Наперекор богам
В отмену правд,
Древних обидел Мойр!
Со мной, враждуя, все же не спасешь его!
Скройся под землю он,
Будет и там
Настигнут.
Месть на главу свою,
Дерзкий, навлек, — и месть
Его найдет.
И на распутьи — казнь!
Вон, вам повелеваю! Изыдите вон
180 Из сих чертогов! Прочь от прорицалища!
Неровен час — ужалит, с тетивы златой
Спорхнув, змея — летунья среброкрылая:
Изрыгнете от боли с пеной черною
Все сгустки крови, слизанной со свежих ран.
Тут храм, не место лобное, где плетью бьют,
Выкалывают очи, рубят головы,
Камнями поражают, четвертуют, рвут,
Скопят, увечат, с долгим воем корчатся
Посаженные на кол. Вот, где праздник вам, —
190 Вот в чем веселье ваше, — что являет нам
Ваш нрав, столь ненавистный! И таков ваш вид!..
Гнездиться бы в пещере кровожадных львов
Вам, кровопийцы! Вы ж сквернить дерзаете
Вторженьем смрадным вещие обители.
Живей, исчадья мрака! Козовод жезлом
Так гонит стадо черных коз. Без пастыря, —
Кому пасти вас любо? — всей гурьбою вон!
Дай очередь ответить, Аполлон, тебе!
Ты в оном преступленье не сообщник лишь, —
200 Единый ты — преступник; весь тот грех — твой грех.
Ответствуй: как? Настолько можешь речь продлить.
Внушил ты сыну, что убить он должен мать.
Внушил отца возмездьем умирить. Так что ж?
Твои — почин, подмога, укрывательство.
Укрыться в этом доме я убийцу звал.
Так звал и нас: мы — княжих провожатых сонм.
Пришлись не ко двору вы в этом доме, знай!
Сопутствовать Оресту мне велит мой сан.
Какую ж должность ты несешь? Похвастайся.
210 Гнать матереубийцу из жилищ людских.
Мужеубийцы-матери, убийцу? Так?
Мужеубийство — не убийство кровного.
Столь дерзко ты, столь хульно надругаешься
Над клятвенным союзом, что уставил Зевс
С семейственною Герой? Над Кипридою,
От коей — все, что мило в жизни смертному?
Прочней любовь овязует брачным ложем двух,
Чем клятвой правда: сладко им обет блюсти.
Когда вражде супругов ты потворствуешь
220 (Жена убила мужа, — эта кровь не в кровь), —
Неправомощна, мню, такая правщица!
К одной вине строга ты и злопамятна,
К вине другой пристрастно-равнодушна ты.
Паллада эту тяжбу разберет меж нас.
И все же от Ореста не отстану я.
Ускорь погоню, рвенье распали, трудись!
Мое служенье, сан мой воздержись хулить!
От службы столь почетной отказался б я.
Пусть ты велик пред Зевсом: не умалю я
230 Тебе в угоду прав своих. Кровь матери
Взывает об отмщеньи! Выхожу на лов.
А я покрою и спасу поклонника
Моей святыни. Смертным и богам равно
Взять под защиту мужа и предать — грешно.
Владычица Афина, волей Локсия
К тебе я послан! Грех на мне, но грешника
Прими без гнева. Смыта кровь. На сих руках
Нет скверны. Стерлась черная в путях моих:
Людским гостеприимством убедился гость.
240 Всю сушу исходил я, переплыл моря,
Но памятовал слово бога вещего —
И вот пришел, богиня, обнял твой кумир:
Суда и правды, сидя здесь, я буду ждать.
Ужо, беглец!.. Не явно, ль? — это след его!..
Вперед! Немой вожатый все без слов сказал…
Собачьим нюхом знаю, где прошел олень.
И капала из раны кровь пахучая.
Сама от травли чуть жива, едва дышу:
Измучилась, обрыскав весь пространный край!
250 И за море, без крыльев, залетела я,
Корабль перегоняя, на котором плыл
Орест… Он где-то близко! Чую дух его,
И кровью человечьей потянуло вдруг…
Нужен здесь глаз, да глаз:
Все огляди окрест,
Да безнаказанным
Не ускользнет Орест!..
Вновь сильным он
Мнит себя!
Девы бессмертной, он
Хочет на суд отдать.
Рук своих дело — ей.
Тягаться с нами! Поздно!.. Расточил он кровь:
260 Родную кровь —
Кто сберет?
В землю бежит она,
Жадный питая прах…
Взамен я силу высосу из жил твоих!
Алый мне сок отдашь,
Плоти цветущей жизнь:
До пьяна я напьюсь
Ярых струй,
Черных струй.
Иссохнешь, тенью станешь, и живую тень
В скорбный дол
Вечных мук,
В сумрак родной умчу.
Увидишь там, что всякий, сотворивший зло,
270 Бога ли, гостя ли,
Или родителей
Тяжко обидевший,
Казнь примет, злодеянью соразмерную.
Великий воздатель и судья, Аид,
В недрах глубинных есть:
На письменах его
Каждый записан грех.
Несчастье учит. Знаю, что ко благу мне
И что во зло послужит; где спасительно
Безмолвие, где слово. Здесь мне речь держать
Велел наставник мудрый. Задремала кровь,
280 И пятна побледнели на руках моих.
Избыта скверна матереубийства. Феб
С десницы обагренной влагу липкую
Мне смыл, когда обетных я заклал свиней.
И долог был бы сказ мой про людей, меня
Приявших гостем в домы без вреда себе.
Стареет время, давних дел стирая след.
Днесь, чистыми устами, благочестно я
Зову Афину, сей земли владычицу;
На помощь. Той защитой мой наследный скиптр
290 И весь народ аргивский, не подъяв копья,
Она стяжает: свято соблюдем союз.
Молю богиню: будь то в дальней Ливии,
Одета в блеск иль облак, Дева бранная,
За милых поборая, — озирает ли
Флегрейский дол сурово, как пред битвой вождь, —
Вняв издалече зов мой, да предстанет мне
Заступницею скорой и спасением!
Ни сила Аполлона, ни Афины мощь
300 Cпасти тебя не могут, предадут тебя.
Увянешь и забудешь слово "радуюсь";
Бескровной тенью сникнешь, снедью демонов…
Что ж ты не споришь? Плюешь на слова мои,
Мне в жертву обреченный и откормленный?
Живой меня насытишь без заклания!
Я песнь сложила: свяжет мой напев тебя.
Заведем хоровод! Вкруг убийцы кружить,
Песнь убийце сложить
Нам подземная Муза внушила —
310 И воспеть наш удел: человеческих дел
Быть бессонною стражей — велела.
Правый суд — скорый суд. Тех не тронет наш гнев,
Чьи от солнца не прячутся руки,
Ибо чисты они, беспорочная жизнь
Протекает, счастливая, в мире.
На того ж, кто укрыл, как сей муж под плащом
Обагренные кровию длани,
Мы донос принесем, мы улики сберем,
И на тяжбе убитых на том присягнем,
320 И возмездия стребуем дани.
Матерь Ночь! На казнь, о мать,
Ночь меня родила ты
Тьмы слепцам,
Жильцам света!
Слышишь, мать!
Сын Лато
Власть мою
Мнит умалить!
Ловчей лов
Отнял он…
Пойман был —
Им владеть
Претит мне бог!
Песнь мы поем:
Ты обречен!
330 Мысли затмит, — сердце смутит, —
Дух сокрушит в тебе гимн мой,
Гимн Эриний, страшный гимн!
Околдован, иссушен,
Кто безлирный слышал гимн.
Ты, насквозь разящая,
Рок мой выпряла, Мойра!
Я ж обет
Дала крепкий:
Править сыск
Лютых дел,
Гнать, ловить
Лиходея…
Слышит он —
По пятам —
340 Черный смерч,
Он — в Аид,
Я — за ним:
Навек он мой!
Песнь мы поем:
Ты обречен!
Мысли затмит, — сердце смутит, —
Дух сокрушит в тебе гимн мой,
Гимн Эриний, мстящий гимн!
Околдован, иссушен,
Кто безлирный слышал гимн.
Мне от рождения
Жребий властительный
Выпал.
Лишь на бессмертных мне
350 Рук наложить нельзя.
Нет мне
И сотрапезника жертвы.
Пир и веселие,
Мне ненавистны;
Праздничный запретен сонм.
Домы рушить мне дано.
Если в роду вскормлен Арей,
Мнят — приручен, вдруг — осерчал,
Друга загрыз, брызнула кровь, —
Мы налетим, как буря!
Будь он силач, — изникнет мощь.
360 Тех, чей в эфире дом, —
Гнать мне не по-сердцу:
Мир им!
Их не касаемся;
Не состязаемся
С ними
Распрей о царственных льготах.
Зевс из палат своих,
Наш ненавидимый,
Каплющий кровью,
Удалил на веки сонм.
(Домы рушить мне дано.
Если в роду вскормлен Арей,
Мнят — приручен, вдруг — осерчал,
Друга загрыз, брызнула кровь, —
Мы налетим, как буря!
Будь он силач — изникнет мощь.)
Гордо блещут
В небе безоблачном славы:
Миг — и, низринуты,
370 C дольним сравняются прахом, —
Стоит лишь в дом войти
В черных лохмотьях нам, — воем
Вторя пляске круговой.
Коло замкнув, дико скачу,
Тяжкой стопой землю топчу.
Резвую прыть бег утомил:
Шаток мой шаг, грузен мой шаг…
Тяжко шествует Ата.
Сам не знает
Гордый, что падает: слеп он.
Грех надмевающий
Ткет затмевающий облак.
380 Люди ж догадливы,
Люди приметливы — шепчут:
"Грозовой над домом гнев!"
(Коло замкнув, дико скачу,
Тяжкой стопой землю топчу.
Резвую прыть бег утомил:
Шаток мой шаг, грузен мой шаг…
Тяжко шествует Ата.)
Дождешься нас, — в грозный час.
Мы знаем путь, знаем цель,
И зло, все зло — помним,
И не прощаем: святы мы.
Ни чести нет нам, ни места нам нет
Ни от людей, ни у богов.
Не светит свет в доме нам.
Нет в неприступную пустынь дороги
Зрячим дня, ни тьмы слепцам.
Не устрашась в сердце, кто
Душой впивал эту песнь,
390 Глубинных правд голос,
Устав начальный древних Мойр,
Скрепленный клятвой бессмертных богов?
На камне нерушимых прав
Века стоит трон мой.
Нет недостатка и в почестях царских
Мне под кровом вечной тьмы.
Вняла я издалече зову, странствуя,
Близ волн Скамандра. Землю озирала я,
Что властодержцы воинства ахейского,
400 Добычи полоненной часть богатую,
В удел мне вечный дали, без остатка всю,
Как вихрь помчали кони неутомные
Меня на колеснице в мой священный кремль;
Их окрылив, эгида вздулась парусом.
Кого ж встречаю? Новый сей земле собор!
Меня он не смущает, но дивит мой взор.
Пришельцы, кто вы? Вкупе вопрошаю я
И чужеземца, мой кумир объявшего,
410 И вас, не схожих ни с одной семьей живых:
Ни боги не видали таковых богинь,
Ни смертные обличьем не подобны вам.
То — не укор. Чей образ без порока, пусть
Другого не порочит, если правду чтит.
На все отвечу в кратком слове, Зевса дочь!
Мы — дети Ночи, прежде век рожденные,
И карами зовут нас в преисподней тьме.
Ваш род я ныне знаю, и прозвание.
Сейчас и сан узнаешь и служение.
420 Узнаю, если ясно растолкуешь мне.
Мы гоним душегубцев из домов людских.
Куда ж? И где погоне грань положена?
Где нет ни места радости, ни имени.
И этому такую ж кару каркаешь?
Он мой сугубо: матереубийца он.
Ничьим он не был нудим принуждением?
Где сила, что принудить может — мать убить?
Полтяжбы знаю: слышала истца донос.
Такой, как я, присяги он не даст тебе.
430 Оправданною хочешь, а не правой быть.
Как так? Наставь! Слов мудрых у тебя запас.
Не сделает присяга правды правдою.
Тогда расследуй дело и суди сама.
Хотите слышать приговор из уст моих?
Изречь тебя достойный ты достойна суд.
А ты, о гость, что скажешь? За тобою речь.
Открой свой род и племя, и отечество,
Беду свою поведай, защитись потом
От злых наветов, если, правды требуя,
440 Прильнул к моей святыне, к очагам моим,
Молельщик — страстотерпец, как Иксион встарь.
Но все сие ответствуй ясной речью мне.
Царица, что последним помянула ты,
Заботой первой было бы; но нет ее.
Не залит кровью я бежал под твой покров,
Рукой нескверной обнял изваяние.
Великое в сем деле есть свидетельство.
Уставлено: преступник да безмолвствует,
Доколе очиститель некий кровью жертв,
450 Cосущих млеко, мужа не обрызгает.
Давно меня кропили по чужим домам
И жертвенною кровью и речной водой.
Снята сия забота с благостынь твоих.
Сейчас и край узнаешь и родню мою.
Аргивец я, и ведом мой отец тебе:
Царь Агамемнон, вождь морского воинства,
С которым превратила Илион святой
В пустырь троянский ты сама. Лихая смерть
Отца постигла в доме. Черный умысел
460 Питала мать. Как сетью, тканью пестрою
Купель — улика; кровью залилась купель.
Изгнанник я вернулся и — моя вина! —
Я мать убил, отметил я за любимого.
Сообщником был Локсий. Гнал меня вещун
Бодилом к мести. Сердце мне пронзая. Грозил
Из кар лютейшей, — если пощажу убийц.
Ты ж, прав ли я, неправ ли, рассуди сама.
Что сделал, сделал. Что положешь, свято мне.
470 Cтоль страшно это дело, что не смертному
Его судить. Запретно и богине мне
Кровавой мести ведать тяжбы тяжкие.
То — правда, что нескверно богомолец мой,
Очистившись по чину, ты пришел сюда
В мой град, тебя приемлю: без порока ты.
Но там, где ты, — врагини. Отослать ни с чем
Нельзя их гневных. Если суд обидит их,
Падет на землю нашу яд их зависти;
Чумой тот сев прозябнет, язвой, засухой.
480 Исхода я не вижу: ни оставить здесь,
Ни гнать их не дерзаю; там и тут — беда.
Но поелику спор дошел до судбища,
Навек отныне выборных присяжных суд
О тяжбах крови здесь да будет, я рекла.
Зовите очевидцев и свидетелей,
Уликой, клятвой испытуйте истину.
Из граждан града лучших изберу людей,
И к судоговоренью я приду сама;
Они ж присяги не преступят, суд творя.
490 Ниспровергнут старый строй,
Век настал — новых правд,
Если ныне суд решит:
Мать убить — нет греха,
Прав Орест.
Всех смутит потворство злу,
Скажут "все позволено".
Много язв готовит век,
Родителям от взрослых чад
Горьких много ран сулит.
Яростных ищеек лай,
500 Гнев менад вечной тьмы
Тщетно стал бы, чуя кровь,
Звать людей: "Тут злодей…"
Волю дам
Всем злодействам, всем мечам!
Пусть обиду кровных друг
Другу исповедует,
Ища защиты: немощна
Друга вызволить приязнь.
Пусть не вопиет никто,
Вражеский прияв удар:
510 "Взыщет мзду за кровь мою
Правды суд,
Царственных Эриний сонм!"
Скоро, скоро взропщутся,
Взмолятся ко мне отцы,
И восплачут матери;
"Горе! Рухнул правды престол".
Страх душе спасителен.
Строгий на судилище,
Дозврая помыслы,
520 Царь сидит.
Он смиренно-мудрым быть
Нудит. Если в шуме дня
Глохнет голос внутренний, —
Муж какой, какой народ
Будет чтить заветы Правд?
Зло и подневольным быть;
Зло и в своеволье жить.
Средний путь,
Между двух крайностей-лучший: по-разному
530 Учит божественный промысл.
Правой мерой мерю так:
Чадо безбожия — буйство надмения
В мыслях, в делах;
Благополучье, —
Желанный всем,
Милый дар, —
Здравой души примета.
Завещаю впредь тебе
Правды чтить алтарь святой.
Пусть корысть
540 Не соблазнит тебя пядью безбожною
Дерзко топтать его: Кара
Станет за спиной, как тень.
Свой всем делам конец! Милуй родителей.
В сердце питай
Благоговенье
И стыд. Прими
Гостя в дом
С честью, муж радушный!
Кто так живет,
Друг добра, не раб нужды, —
Тот блажен, и в горе
550 Не вовсе он.
Не навек несчастен.
А дерзостный
Хульник правд, вменять в закон
Привыкший буйство, прихоть и разгул страстей,
Невольно свой надутый парус
Должен спустить, когда, взыграв,
Щеглу надломит буря.
Богов зовет
В необорной смуте волн:
Боги глухи. Демон
Смеется: "Кто
560 Cтонет так? Не сей ли,
Что некогда
Хляби звал на бой, в челне
Перемахнуть кичился через пучинный вал?"
Но час настал: на камень Правды
Челн налетел; никем не зрим
И не оплакан, тонет.
Гласи глашатай! Воинство гражданское
Сзывай в порядке! Всею грудью выдохни
Зык трубный, дребезжащий, заглушая гул!
570 Когда собор сей грозный собирается,
Молчать пристойно, да во всеуслышанье
Закон мой огласится — он на веки дан! —
И благочинно правый да вершится суд.
Царь Аполлон! Державствуй, где державствуешь;
Но в этом деле, мнится, не участник ты.
Свидетелем пришел я: в мой священный дом
Бежал опальный; мой очаг пригрел его,
И был я богомольцу очистителем.
Защитником пришел я: и на мне вина
580 Cего убийства; вместе и сообщник я.
Твоя премудрость все решит. Открой же суд!
Объявлен суд открытым. Слово вам даю.
Коль пренье зачинает обвинитель, все
Открыто сразу, явной предстоит вина.
Нас много; но не будет многословна речь.
Ответствуй мне на слово словом. Мой вопрос
Первоначальный: правда ль, что ты мать убил?
Убил. Не отпираюсь. Не скажу, что нет.
В борьбе три схватки: в первой ты не выстоял.
590 А наземь все ж не свален. Не хвались еще.
Скажи, однако, как ты умертвил ее?
Скажу и это: в горло ей вонзил я меч.
По чьим же наущеньям? Кто послал тебя?
Божественный гадатель и свидетель мой.
Так матереубийство приказал вещун?
Он сам, но не ропщу я на судьбу свою.
Иное скажешь, как услышишь приговор.
Из гроба помощь, верю, мне пошлет отец.
На мертвых уповаешь? Умерла и мать.
600 Две скверны к ней прилипли, два проклятия.
Какие ж две? Все точно разъясни суду.
Убитый ею был ей муж, а мне — отец.
Освободилась мертвая; убийца — жив.
Почто же ты при жизни не гнала ее?
Чужим ей был по крови спящий в гробе муж.
А я по крови матери ль единой сын?
Разбойник богомерзкий! Отрицаешься
Тебя питавшей в милом лоне матери?
Свидетельствуй ты ныне, Аполлон, молю,
610 И прав ли был убийца, за меня скажи.
Содеяно деянье. Чьей рукой? Моей.
Злодейство ли то было? — разумеешь ты.
Как ты признаешь, так и я признаюсь им.
К вам, ставленникам Девы, свято речь держу,
Как вы того достойны; не солгу, пророк.
Иных не говорил я с прорицалища, —
Вещал ли мужу, иль жене, иль городу, —
Слов, кроме отчих, что внушал мне Зевс отец.
Какая в этой правде мощь, помыслите —
620 И Зевсову совету воспоследуйте:
Присяга не сильнее воли божией.
Сказал ты: воля Зевсова на то была,
Чтоб ты вещал Оресту — за отца, восстав,
От матери отречься и презреть ее?
То не одно и тоже, — витязь царственный,
Приявший скиптр от Зевса, как погиб: в бою ль,
От витязя другого? — от жены ль?.. Жены?
Настигла ль издалече каленой стрелой
Героя амазонка?.. Нет! Услышьте, как, —
630 Царица града! вы, суда вершители!
Домой вернулся. В главном удался поход.
Жена встречает лестью победителя.
Усталого с дороги ждет купель. Встает,
Омытый. Простынею шире паруса
Окутывает гостя и разит жена…
Так умер оный, всеми свято чтимый муж,
Вождь воинства морского, богоданный царь.
Вот какова супруга! Уязвил рассказ
Вам душу гневом, судии Орестовы?
640 Честь отчая священней чести матерней,
По-твоему, пред Зевсом. Крон — отец ему:
Он в узы Крона заковал. Вы слышите ль.
О судьи, как вития уличен во лжи?
Чудовища, бессмертным ненавистные!
Он в силе узы расковать; спасение
Тут есть, и много таинств разрешительных.
Когда ж напьется крови человеческой
Земная персть, нет мертвым воскресения.
Не мог заклятья смерти сотворить Отец,
650 Хоть все вращает, вверх подъемлет, клонит вниз,
Иль крепко ставит, сила ж не скудеет в нем.
И то помысли: в людях оправдается ль,
Кто гнусно пролил матери родимой кровь?
Как в отчий дом, как в Аргос он войти дерзнет?
Как жертвуя, приступит к алтарям градским?
Как с ним водой общаться станут родичи?
Вот мой ответ; увидишь, сколь он правилен.
Не мать дитяти, от нее рожденного,
Родительница: нет, она кормилица
660 Воспринятого семени. Посеявший
Прямой родитель. Мать же, словно дар, в залог
От друга-гостя взятый на хранение, —
Зачатое взлелеет, коль не сгубит бог.
Свидетельство пред нами: Зевса дочь на свет
Не из утробы матерней исшедшая;
Но ни одна богиня не родит такой! …
И впредь, Паллада, знаю, приведется мне
О славе сей твердыни порадеть не раз;
И ныне я Ореста к алтарям твоим
670 Привел, да верен будет навсегда тебе
И да стяжает город твой союзников
Во всем его потомстве. Да святится же
Из рода в род та клятва вековечная.
Все высказались, мнится. Не велеть ли мне,
Чтоб судьи голос подали по совести?
Все стрелы из колчана расстреляла я:
Жду, чем решится это состязание.
Скажите вы, чтоб после не корить меня.
Все слышали вы, мужи. Голосуйте же,
680 Как скажет сердце и присягу помните!
Закон услышьте, граждане афинские:
Вершите вы впервые уголовный суд!
Навек пребудет в племени Эгеевом
Собор присяжных, ныне учрежденный мной.
685 Вам виден холм Ареев. Амазонки там
Фесея воевали. Многобашенный
Воздвигся перед градом сопротивный град —
Служительниц Арея. Так и холм прослыл
690 Ареопагом, иль скалой Ареевой.
Священный ужас будет наводить скала
И страх вины, с ним соприродный, — день и ночь
На весь народ мой. Новшеством праправнуки
Сих чар да не нарушат! Не мути ключа
Притоком скверн: не будет, где испить тебе.
Храните город столь же зорко, граждане,
От безначалья, сколь от самовластия!
Извергнуть не ревнуйте, что внушает страх;
Без страха в сердце, кто из смертных праведен?
700 C благоговейным трепетом на тот утес
Доколь взирают люди, будет он стране
Спасительным оплотом, какового нет
Нигде — ни в скифах, ни в земле Пелоповой.
Корысти ж недоступны там сидящие
Собором грозным; совестлив, но мужествен
Их неумытный приговор; над спящими
Да будет сонм их стражей неусыпною.
Вот гражданам наказ мой. Подымайтесь
И камешки берите — кинуть в тот сосуд
Иль в этот, чтя присягу. Все сказала я.
Совет мой судьям: бойтесь посетительниц!
Бесчестье тяжко выместим на всей стране.
Мои от Зевса чтите прорицания!
Плодоносить глаголу не препятствуйте!
Не твой удел — суд крови. Преступил ты власть,
И впредь нечисты все твои вещания.
И мой отец ошибся вечным промыслом,
Первоубийцу пожалев Иксиона?
Ты сам сказал. Но если пожалеют здесь
720 Ореста, тяжек будет мой возврат стране.
За мной победа, знаю! Чести нет тебе
Ни в сонме ветхих, ни в семье младых богов.
В дому Адмета так же ты обидел Мойр,
От смерти льготу земнородным вынудив.
Не справедливо ль преданнейших чтителей
Сугубо защищать нам, коль они в нужде?
Уставы ты нарушил стародавние
И стариц ввел в юродство, упоив вином.
Тебе ж похмельем горьким будет приговор,
730 И желчь изрыгнешь, — но вредить бессильную.
Старуху, юный всадник, растоптать не честь.
Здесь медлю, выжидая, чем решится суд, —
Не ведая, мириться ль или гневаться.
За мной последний голос: дело мне решить.
Кладу я за Ореста этот камешек.
Мне не было родимой, нет мне матери, —
Мужское все любезно, — только брак мне чужд;
Я мужественна сердцем, дщерь я отчая.
Святее крови мужа, как могу почесть
740 Жены, домовладыку умертвившей, кровь?
Орест оправдан, если даже поровну
Легли в сосудах жребии. Так высыпьте ж
Все вклады из обоих, судьи-счетчики!
О, Феб, мой вождь пресветлый, как решится суд?
О Ночь, о матерь черная! Все видишь ты!
Что ждет меня? Застенок или вольный свет?
Уйду ли с позором? Буду ль, как и встарь, в чести?
Счет жребиев ведите строгий, счетчики,
В две груды разгребайте их рачительно!
750 В едином недостача — роду пагуба,
Единый лишний — племени спасение.
Оправдан подсудимый! В урне милости
И в урне смерти то же голосов число.
Паллада, рода нашего спасение!
Отчизну я утратил: водворяешь ты
Меня в отцовском доме. Скажут эллины:
"Опять Орест — аргивец, отчих всех богатств
И прав наследник, милостью Палладиной,
И Локсия, и третьего, кто все вершит:
760 Уважил вышний трон отца Орестова,
Воззрел на общниц матери — и сына спас".
Но я не прежде тронусь в вожделенный путь,
Чем клятвой поклянуся нерушимою —
Стране твоей, богиня, другом быть навек.
Да будет в силе мой обет из рода в род,
И с копьеносным воинством аргивский вождь
Не выступит на град сей! Из могилы мы
Торжественной сей клятвы нарушителей
Удержим, свяжем, мужества лишим в пути,
770 Примет зловещих обаяем ужасом, —
Постылым станет труд их, и раскаются.
Обет держащим крепко и Палладии град
Союзною подмогой заступающим
Мы будем из могилы благосклонными.
Привет, Афина! Ты сама и твой народ
На страх врагам пребудьте необорными,
Спасеньем славьтесь и победой вечною!
Увы! Скрижаль старинных правд,
Новые боги, вы
Попрали, власть исторгли из руки моей!
780 Язвит обида сердце; ярый гнев коплю.
Черный яд мой выплюну,
Яд змеи растоптанной!
Где на поля и веси
Брызну тем ядом я,
Лишай там вскочит, сад заглохнет, сгинет злак,
Выкинет матерь плод,
Чумные пятна выступят, — о месть моя!..
Стенаем!..
Как быть нам?
790 Мы притча в народе!
Как нам снести свой срам?
Стыд и позор стерпеть, боль и бесчестие,
Дочери Ночи древней?
Не гневайтесь, не злобьтесь, убеждаю вас!
Вам нет обиды, в приговоре жала нет.
Решилась тяжба равным голосов числом.
От Зевса было светлое предстательство,
И, кто вещал Оресту, сам клялся, что нет
На том вины, кто богу не противился.
800 Почто ж грозитесь в мой предел исторгнуть яд?
Одумайтесь! Ни язвой, ни бесплодием
Земле не угрожайте, ни дыханием
Тлетворной пыли, семени убийственной.
Свидетельствуясь Правдой, обещаю вам
Престолы и пещеры в сей стране, в удел
Законный, вечный; жиром заблестит очаг,
Где вы, всем градом чтимые, воссядете.
Увы! Скрижаль старинных правд
Новые боги, вы
Попрали, власть исторгли из руки моей!
810 Язвит обида сердце; ярый гнев коплю…
Яд на окрестный край,
Черный яд мой выплюну,
Яд змеи растоптанной!
Где на поля и веси
Брызну тем ядом я,
Лишай там вскочит, сад заглохнет, сгинет злак,
Выкинет матерь плод,
Чумные пятна выступят, — о, месть моя!
Стенаем…
Как быть нам?
Как нам снести свой срам?
Стыд и позор стерпеть, боль и бесчестие,
Дочери Ночи древней?
Бесчестья нет вам. В ярости божественной
Вы сих пределов карой не постигнете,
От коей нет целенья. Верю в помощь я
От Зевса и — сказать ли? — меж богов одна
Ключи добыть умею от хранилища,
Где молнии хранятся под печатями.
830 Перун не нужен: тухнет гнев. Не плюй из уст
Проклятий праздных: злое слово — злой посев.
Бушует горечь: черным повели волнам
Улечься. Мне ты будешь сопрестольницей;
Земли первины станешь за приплод сбирать
И новобрачных чадородьем миловать.
Полюбишь город и совет похвалишь мой.
Что я обид несу!
Мне ли сей век терпеть?
Древне-мудрой мне ль
Новой, чужой земли
В черной расселине
Мне отвели вертеп.
840 Гнев спирает грудь,
Местью хочу дохнуть…
Плен мой, горький плен!
Горе, злосчастие!..
Подходит боль,
Печень язвит мою!
Слышишь ли, Матерь Ночь,
Старицу древнюю
Как не во что почли,
Как обошли меня,
Хитрыми лoвами
Древних лишили прав?
Твой гнев терплю покорно: ты старейшая.
Мудрей меня во многом ты, поистине.
850 Но дал и мне довольно разуменья Зевс.
С тоской о нашей вспомнишь, — предрекаю я,
Прославлен будет в близком веке город мой,
И твой престол у дома Эрехтеева
Предивно возвеличен. Потекут к тебе
Поклонников, поклонниц с приношеньями
Увенчанные сонмы: не сбирать тебе
Нигде столь щедрых даней. Не вреди же нам!
Не сей заразы бешенства меж юношей:
860 Не обуял бы трезвых кровожадный хмель.
Как петелов пред боем, горожан моих
Не стравливай, — Арея не зови в народ
Усобиц ради, распрь братоубийственных!
Вне стен Арею поприще: того и жди,
Война взгорится. Доблестный тут нужен пыл;
Но в граде петушиных не хочу боев.
С почетным даром, гостья, подхожу к тебе:
Благоговейно чтимая, живи средь нас,
К земле боголюбимой благосклонная!
870 Что я обиду несу!
Мне ли сей век терпеть
Древлий помысл мой.
Новой, чужой земли
В черной расселине
Мне отвели вертеп.
Гнев спирает грудь,
Местью хочу дохнуть…
Плен мой, горький плен!
Гере, злосчастие,
Узы!.. Подходит боль,
Печень язвит мою!
Слышишь ли, Матерь Ночь,
Старицу древнюю,
Как не во что почли,
Как обошли меня,
880 Хитрыми ковами
Древних лишили прав!
Я к миру не устану преклонять тебя,
Чтоб ты не говорила, гостья древняя,
Была с бесчестьем в край чужой отпущена.
Коль чаровницу речи убедительной,
Пейто, святишь ты, слышишь ласку слов моих
Останься с нами. Если ж удаляешься,
На нас, гостеприимцев, перед Зевсом ты
Не в праве, злобясь, кару слать и пагубу,
890 В твоей ведь воле — сесть у нас присельницей
Священно чтимой смертными из рода в род.
Владычица Афина! Дом какой мне дашь?
От всяких бед укрытый. Ты ж прими его.
Дом я приемлю, скажем. Честь какая мне?
Цвесть без тебя не будет не единый дом.
Сама ль ты мощь такую обеспечишь мне?
Я счастье тем устрою, кто почтит тебя.
За век грядущий можешь ли ручаться мне?
Мои ль обетованья не свершаются?
900 Меня ты укрощаешь; умиряешь гнев.
В земле моей останься и найдешь друзей.
Какие благостыни нагадать мне ей?
То, что к победе доблестной откроет путь.
Пусть моря, неба, недр земных дыхания,
Теплом согреты солнечным, обвеют край
Среды воздушной благорастворением!
Плодов земных обилье, тучных стад приплод
Пусть в срок урочный радуют хозяина!
Умножь, богиня, добрых чадородие,
Подобно вертоградарю и пахарю,
Хочу, чтоб злое не глушило доброго.
Тебе сии заботы. Мне ж иной удел:
На поле славы в ратном состязании
Явить добропобедным мой священный град.
Будь мне свят,
Наш с Палладой общий град!
Светлостенный кремль богов,
Его ж
Зевс блюдет и браней вождь
Арей крепит, грозя грозой!
920 Град — оплот и образ
Эллинских родных святынь!
Намолю тебе я, град,
Напророчу навека
Избыток неоскудный благодатных сил.
Брызнут недра жизнью,
К солнцу рвущейся на свет.
Благодетельной я, опекая народ,
Водворила в стране сих великих богинь,
Чьим гневливым сердцам угодить не легко.
930 Их удел — дозирать за делами людей,
И судьбами людей управлять им дано.
Кто их тяжких бремен на плечах не носил,
Тот не знает, как ранит судьбина,
Ниоткуда приходит беда; но его
Предает им вина, неотмщенная встарь,
И кичливую спесь
Стережет молчаливая гибель.
Ты не вей,
Вредный древу черный ветр!
Властно пенье кротких чар.
940 Ты, зной,
Знай предел, хмельной лозы
Щади росток, щади глазок!
Засуха, бесплодье,
Порча, ржа, не троньте нив!
Двойнями пускай плодят!
Откройся людям, о земля богатая!
Руд тайник бесценный,
Гермий, недр вещун; яви!
Слышишь кроткий напев, мой излюбленный сонм,
950 И надежда Афин?
Многомощна святая Эринии власть
У небесных богов, у подземных владык,
И над жизнью людской очевидно царит:
От нее по домам то, ликуя, поют,
То сквозь слезы едва
Различают, понурые, солнце.
Рок, мужей в цвете сил
Не коси безвременно!
К юным девам суженых
960 В дом приведите и милых в четы сочетайте,
Ты, Зевс! ты, Гера!
Ночи родной сестры, —
Мойры, законницы, вы, —
Общницы каждого дома!
Каждой годины великой,
Мойры тайноденницы!
Мойры, всюду
Первые меж чтимых сил!
Пожеланий благих чудотворная власть
Плодовита добром.
970 И хвалю я глаза и улыбку Пейто,
Низлетевшей ко мне на уста, — преклонить
Одичалых богинь неподатливый гнев.
Примирительный Зевс пересилил их спор,
И за нами навек
В словопрении добром победа!
Не ярись, не бушуй,
Брань междоусобная!
Ненасытный злой мятеж!
980 Оставь живущим
Пеню за грех: новой
Крови не требуй, Земля!
Царствуй меж граждан, взаимность!
Дружных да свяжет согласье —
Иль вражда, одна во всех!
Против многих
Бед и зол согласье — щит.
Не теряет нигде вожделенной тропы
Благосклонная речь.
Как ужасен их лик! Но от призрака Кар,
990 Вижу, много добра изольется на град.
Ты насельниц благих благомысленно встреть,
Мой народ, и всегда ублажай, да в моих
И земле, и кремле
Вековечная славится правда!
Радуйтесь, радуйтесь,
В счастье, в богатстве, в славе!
Радуйся, градской народ!
С вами дева Зевсова,
Милая с любимыми,
1000 Мудрая с разумными!
Под крылом Палладиным
Отчий любимцы вы.
С новоселием вас поздравляю! Чертог
Уготован; кровь жертв окропила порог.
Всем собором пойдем — и, при свете святом
Предносимых огней, вас в обитель введем.
Вы ж, сокрывшись в жерло,
Все, что городу зло,
Удержите во мгле!
Все, что благо, — земле!
1010 Так ведите мой город к победам!
Вы же следом идите, Краная сыны:
Час святой тишины
Богомысленной общине ведом.
Радуйтесь, радуйтесь! —
Вам возглашаю снова,
Боги в граде сущие,
Смертные, рожденные
В отчине Палладиной!
Коль меня, присельницу,
Верно чтить вы будете,
1020 На судьбу не взропщете!
За благопожеланья благодарная,
В умильном озареньи ясных светочей,
Богини, в дом подземный провожаю вас
С прислужницами мой кумир хранящими.
Собор старейшин, цвет страны Фесеевой,
Идет за нами в шествии торжественном;
С ним жены, дети, стариц освященный сонм.
Благие, вам во славу багрянец одежд
Сверкает в свете пламенников огненных.
1030 Молю, да ваше к нам благоволение
Сожительствует с нами веки вечные!
В дом свой грядите торжественной ночью,
Древлей Ночи безмужние дщери, святые!
Народ, безмолвствуй! Храни уста!
В недра земли, в первозданные склепы
Будут живые вам слать неоскудные дани.
Народ, безмолвствуй! Храни уста!
Кроткие, милостью щедрые, мирно
В дом свой грядите,
1040 Взор услаждая
Радостью светочей в темном пути!
Все воскликните в лад песнопению!
Мир вековечный Палладина града
С дщерями Ночи, —
Светочи, рдейте! —
Зевсом всезрящим и Мойрой скреплен.
Все воскликните в лад песнопению!