Архилох
Лирика
Архилох (середина VII в.) — крупнейший представитель древнеионийской лирики.
Родился он на острове Паросе, был сыном аристократа и рабыни, вел беспокойную скитальческую жизнь и постоянно нуждался. Из произведений Архилоха не дошло до нас ни одного цельного стихотворения, тем не менее жизнь поэта и его личность ярко встают перед нами из дошедших до нас отрывков его стихов. В творчестве он отразил свою бурную жизнь. В качестве наемника Архилох участвует во многих походах, в частности в войне с фракийцами, во время которой, по его собственному признанию, он «кинул щит».
Он испытывает несчастную любовь, везде плохо уживается и в конце концов погибает на войне. Архилох писал гимны, элегии, но известность получил своими сатирическими ямбами; его считали творцом этого жанра. В разнообразных по содержанию стихотворениях он рассказывает о превратностях своей жизни, стараясь вывести из них правила житейской мудрости. Архилох писал и басни. Древние критики, отмечая его большой талант, говорили, что яд его речи происходит от «желчи собаки и жала осы», что он «весь кровь и нервы».
[Отрывки переведены В. В. Вересаевым, Полное собрание сочинений, т. X, и В. О. Hилендером в Хрестоматии, т. I, изд. «Советский писатель» стр. 95–99.]
Сердце, сердце! Грозным строем стали беды пред тобой.
Ободрись и встреть их грудью и ударим на врагов!
Пусть везде кругом засады — твердо стой, не трепещи!
Победишь — своей победы напоказ не выставляй,
Победят — не огорчайся, запершись в дому, не плачь!
В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй;
Смену волн познай, что в жизни человеческой царит.
Все созидает для смертных забота и труд человека.
Все человеку, Перикл, судьба посылает и случай.
Щит, украшение брани, я кинул в кустах поневоле,
И для фракийца теперь служит утехою он;
Я же от смерти бежал… Мой щит, я с тобою прощаюсь!
Скоро, не хуже тебя, новый я щит получу.
Что в голову забрал ты, батюшка Ликамб?[1]
Кто разума лишил тебя?
Умен ты был когда-то. Нынче ж в городе
Ты служишь всем посмешищем.
Есть вот какая басенка:
Вошли однажды меж собой в содружество
Лисица и Орел…
Взгляни-ка, вот она, скала высокая,
Крутая и суровая;
Сижу на ней и битвы не боюсь с тобой.
О, Зевс, отец мой! Ты на небесах царишь,
Свидетель ты всех дел людских,
И злых, и правых. Для тебя не все равно,
По правде ль зверь живет иль нет!
…Бурной носимый волной.
Пускай близ Салмидесса[3] ночью темною
Взяли б фракийцы его
Чубатые — у них он настрадался бы,
Рабскую пищу едя!
Пусть взяли бы его — закоченевшего,
Голого, в травах морских,
А он зубами, как собака, ляскал бы,
Лежа без сил на песке
Ничком, среди прибоя волн бушующих.
Рад бы я был, если б так
Обидчик, клятвы растоптавший, мне предстал,
Он, мой товарищ былой.
О многозлатном Гигесе[4] не думаю
И зависти не знаю. На деяния
Богов не негодую. Царств не нужно мне:
Все это очень далеко от глаз моих.
От страсти обезжизневший.
Жалкий, лежу я, и волей богов несказанные муки
Насквозь пронзают кости мне.
Я — служитель царя Эниалия,[5] мощного бога,
Также и сладостный дар Муз хорошо мне знаком.
В остром копье у меня замешан мой хлеб. И в копье же
Из-под Исмара[6] вино. Пью, опершись на копье.
Скорбью стенящей крушась, ни единый из граждан, ни город
Не пожелает, Перикл,[7] в пире услады искать.
Лучших людей поглотила волна многошумного моря,
И от рыданий, от слез наша раздулася грудь.
Но и от зол неизбежных богами нам послано средство:
Стойкость могучая, друг, вот этот божеский дар.
То одного, то другого судьба поражает: сегодня
С нами несчастье, и мы стонем в кровавой беде,
Завтра в другого ударит. По-женски не падайте духом,
Бодро, как можно скорей, перетерпите беду.